Я очень, очень уважаю родителей, которые в разборках с внешним миром сразу безоговорочно оказываются на стороне своих детей.
Я тоже так хочу. Но я не умею.
Вот я гуляю с ребенком в парке, и он почему-нибудь громко смеется. Ну очень громко. Но он ведь радуется и мы же в парке.
Спящих детей в колясках рядом нет (это я всегда слежу краем глаза).
В общем, нам весело, искреннего смеха тихонечко сквозь зубы ведь не бывает?
Но тут навстречу нам выходит престарелый Крокодил, он из булочной в аптеку мимо парка проходил. И Крокодил говорит: «Мальчик, ты чего так громко кричишь? Вокруг тебя люди, между прочим, а ты не в зоопарке, что за невоспитанные дети пошли?».
А я? Что я? А я сразу такая: «Лега, действительно, не кричи так. Вон, люди, то есть, простите, крокодилы, пугаются».
Тьфу. Мне потом так стыдно, каждый раз чувствую себя мелким трусом и предателем, а поделать ничего не могу.
Ровно через две минуты я уже знаю, как нужно было ответить, чтобы и вежливо и ребенок понимал, что я на его стороне.
Но нет. Срабатывает какая-то старая модель, я тушуюсь и говорю: «Извините-извините, мы больше так не будем».
Что не будем-то? Смеяться и радоваться больше не будем без вашего крокодильего разрешения?
Мы как-то под Новый год с одним моим приятелем поехали в «Перекресток», закупаться тонной еды, чтобы не дай бог не похудеть в новогоднюю ночь.
А Легу взяли с собой, ему было на тот момент лет пять.
И вот мы таскаемся по супермаркету, объем еды в наших тележках уже в несколько раз превышает совокупный объем всех ожидаемых на Новый год гостей,
но нам этого недостаточно, поэтому мы занимаем очередь в мясной отдел и смиренно в ней стоим.
А Лега бегает туда-сюда. Вполне себе пристойно. Но бегает. Он бежит к аквариуму с раками, потом обратно: «Мама! Там живые раки!»
Потом к поломойной машине и обратно: «Мама! Я тоже хочу такую машину! А я еще успею её вписать в письмо Деду Морозу? Не успею?
Тогда ты в свое письмо впиши! Она тебе нужней!»
И снова куда-то бежит. Ребенок занят делом: изучает реальность, восторженно и вполне позитивно.
Но через какое-то время, когда он возвращается примерно в четвертый раз, женщина лет пятидесяти, стоящая прямо за мной в очереди,
вдруг менторским тоном спрашивает: «Мальчик! А ты почему здесь хулиганишь?»
Лега встает на паузу и смотрит на нее с некоторым недоумением, а потом на меня. А я уже всё...
Внутренне я уже совершила свое предательство, в голове уже звучит фраза:
«Так, Лега, ну-ка, хватит бегать, видишь, ты мешаешь, постой здесь спокойно»,
как вдруг я слышу громогласный голос моего приятеля:
— Как это «почему он хулиганит»? Это мы его попросили.
Он слишком хороший мальчик и для гармоничного развития ему положено хулиганить 15 минут в день.
Олег, иди-иди! Не трать время, тебе еще хулиганить целых 8 с половиной минут.
Лега хохочет, убегает, и уже через секунду совершенно довольный жизнью помогает тёте в фартуке взвешивать яблоко.
Я так не умею. Черт, ну почему я так не умею?
Пожалуй, на этот Новый год я попрошу у Деда Мороза, чтобы он подарил мне вот такой скилл.
Чтобы всегда. Всегда сначала оказываться на стороне ребенка. А потом разбираться.
Мудрый уходит первым… спорить ему не пристало.
Не потому что гордый, не потому что старый…
Хоть и ответить может, только он ценит время
Это совсем не сложно молча быть просто в теме…
Ведь доказать возможно только лишь то что любо
Это совсем не сложно, хоть и немножко грубо…
О себе я могу сказать твёрдо.
Я никогда не буду высоким.И красивым. И стройным.
Меня никогда не полюбит Мишель Мерсье.И в молодые годы я не буду жить в Париже.
Я не буду говорить через переводчика, сидеть за штурвалом и дышать кислородом.
К моему мнению не будет прислушиваться больше одного человека.
Да и эта одна начинает иметь своё.
Я наверняка не буду руководить большим симфоническим оркестром радио и телевидения.
И фильм не поставлю. И не получу ничего в Каннах. Ничего не получу - в смокинге, в прожекторах - в Каннах.
Времени уже не хватит... Не успею.
Никогда не буду женщиной.
А интересно, что они чувствуют?
Шоколад в постель могу себе подать.Но придётся встать, одеться, приготовить.А потом раздеться, лечь и выпить.
Не каждый на это пойдёт...
Я не возьму семь метров в длину ...
Просто не возьму. Ну, просто не разбегусь... Ну, даже если разбегусь.
Это ничего не значит, потому что я не оторвусь... Дела... Заботы...
И в этом особняке на набережной я уже никогда не появлюсь.
Я ещё могу появиться возле него. Напротив него.
Но в нём?!
Также и другое...
Даже простой крейсер под моим командованием не войдёт в нейтральные воды... И из наших не выйдет.
И за мои полотна не будут платить бешеные деньги.
Уже нет времени!
И от моих реплик не грохнет цирк и не прослезится зал. И не заржёт лошадь подо мной...
Только впереди меня.
И не расцветёт что-то.
И не запахнет чем-то.
И не скажет девочка:" Я люблю тебя"
И не спросит мама:"Что ты ел сегодня, мой мальчик?"
Но зато...
Зато я скажу теперь сыну:" Парень, я прошёл через всё.
Я не стал этим и не стал тем.
И я передам тебе свой опыт".