— Пап, смотри, сиськи на ёлке.
— Где? ...блин, и за что я логопеду плачу?
Улыбнитесь❗?
-
Ин
- Акула НКУ
- Повідомлень: 5224
- З нами з: 10 жовтня 2011, 04:48
- Дякував (ла): 5117 разів
- Подякували: 17317 разів
Из оперативной сводки:
«Слесарь Петров, придя с завода после работы и выслушав сообщение жены о том, что их сын выиграл олимпиады по физике и математике,
молча развернулся, вышел, позвонил в дверь соседу, математику Циммерману, и нанес ему побои без объяснения причин».
Как говорит наш фин.директор: "Херовая маржа - это всё-таки лучше, чем моржовый хер".
Свой первый миллион я заработал уже через полгода после свадьбы. Это был миллион претензий от жены.
«Слесарь Петров, придя с завода после работы и выслушав сообщение жены о том, что их сын выиграл олимпиады по физике и математике,
молча развернулся, вышел, позвонил в дверь соседу, математику Циммерману, и нанес ему побои без объяснения причин».
Как говорит наш фин.директор: "Херовая маржа - это всё-таки лучше, чем моржовый хер".
Свой первый миллион я заработал уже через полгода после свадьбы. Это был миллион претензий от жены.
-
Popen
- Гигант Мысли
- Повідомлень: 18888
- З нами з: 20 травня 2011, 00:41
- Звідки: Україна, м.Харків
- Дякував (ла): 2116 разів
- Подякували: 10410 разів
Одни выбились в люди, другие — остались людьми.
***
Хорошая пьянка — это когда ничего не помнят, но есть что вспомнить; плохая — когда всё помнят, но нечего вспомнить.
***
Легче всего сбиться с пути, указывая путь всему миру.
***
Если зло побеждает, его объявляют добром.
***
Все женщины неповторимы, все бабы одинаковы.
***
Наша Конституция универсальна: годится и для демократии, и для диктатуры.
***
С возрастом в часе остается все меньше и меньше минут.
***
Женщины любят тех, кого любят женщины.
***
У жены в семье на одного ребенка больше, чем у мужа.
***
Русские долго запрягают, а потом чинят телегу и ищут лошадей.
***
Если не жить, то выжить можно.
***
Пока интеллигенты не станут хамами, народ не будет их уважать.
***
Вся работа выполняется теми, кто еще не научился не работать.
***
Если б мужчины ценили женщин за ум, дур было бы куда меньше.
***
Когда дураки поумнеют, к власти придут новые дураки.
***
Бог видит всё, но в свидетели не пойдет.
***
Преуспевающие мужчины женятся по три-четыре раза. Неудачники столько же раз разводятся.
***
Жизнь надо принимать такой, какая она есть, а женщин — такими, какими они притворяются.
***
А до пятидесяти я думал, что вечно буду восемнадцатилетним.
***
Жизнь становится все короче, а ноги девушек — все длиннее.
(Аркадий Давидович)
***
Хорошая пьянка — это когда ничего не помнят, но есть что вспомнить; плохая — когда всё помнят, но нечего вспомнить.
***
Легче всего сбиться с пути, указывая путь всему миру.
***
Если зло побеждает, его объявляют добром.
***
Все женщины неповторимы, все бабы одинаковы.
***
Наша Конституция универсальна: годится и для демократии, и для диктатуры.
***
С возрастом в часе остается все меньше и меньше минут.
***
Женщины любят тех, кого любят женщины.
***
У жены в семье на одного ребенка больше, чем у мужа.
***
Русские долго запрягают, а потом чинят телегу и ищут лошадей.
***
Если не жить, то выжить можно.
***
Пока интеллигенты не станут хамами, народ не будет их уважать.
***
Вся работа выполняется теми, кто еще не научился не работать.
***
Если б мужчины ценили женщин за ум, дур было бы куда меньше.
***
Когда дураки поумнеют, к власти придут новые дураки.
***
Бог видит всё, но в свидетели не пойдет.
***
Преуспевающие мужчины женятся по три-четыре раза. Неудачники столько же раз разводятся.
***
Жизнь надо принимать такой, какая она есть, а женщин — такими, какими они притворяются.
***
А до пятидесяти я думал, что вечно буду восемнадцатилетним.
***
Жизнь становится все короче, а ноги девушек — все длиннее.
(Аркадий Давидович)
-
nachfin
- Акула НКУ
- Повідомлень: 8971
- З нами з: 13 липня 2012, 01:50
- Дякував (ла): 326 разів
- Подякували: 5931 раз
Хочется, чтобы все было справедливо, как в современном спорте, где соревнования по плаванию выиграл американский спортсмен, которому было разрешено воспользоваться моторной лодкой, поскольку у него есть справка из WADA, что он не умеет плавать
Всем тем, кто наивно полагает, что бумеранга не существует, отвечу: "Ещё не долетел!"
Но, похоже, уже на подлете!!!
Но, похоже, уже на подлете!!!
-
nachfin
- Акула НКУ
- Повідомлень: 8971
- З нами з: 13 липня 2012, 01:50
- Дякував (ла): 326 разів
- Подякували: 5931 раз
Я уже не в том возрасте, чтобы быть неуверенным в себе. Жизнь научила меня быть неуверенным в других
Всем тем, кто наивно полагает, что бумеранга не существует, отвечу: "Ещё не долетел!"
Но, похоже, уже на подлете!!!
Но, похоже, уже на подлете!!!
-
nachfin
- Акула НКУ
- Повідомлень: 8971
- З нами з: 13 липня 2012, 01:50
- Дякував (ла): 326 разів
- Подякували: 5931 раз
Гипермаркет. Стою в очереди на кассе. Передо мной симпатичная девчонка лет 20-22, с фруктами и бутылкой вина. Кассир просит девушку предъявить ей паспорт. Девочка роется в сумочке, показывает паспорт.
Кассир вглядывается в паспорт, потом в лицо девушки, возвращает ей паспорт, мило улыбается и пробивает вино со словами: "Приятного вам вечера, Андрей Олегович!"
Всем тем, кто наивно полагает, что бумеранга не существует, отвечу: "Ещё не долетел!"
Но, похоже, уже на подлете!!!
Но, похоже, уже на подлете!!!
-
Яков
- Гигант Мысли
- Повідомлень: 13848
- З нами з: 28 жовтня 2013, 06:29
- Звідки: Одеса
- Дякував (ла): 14223 рази
- Подякували: 28051 раз
— советский чеченский артист балета, эстрадный танцовщик, актёр, хореограф и балетмейстер. Народный артист СССР
Не смешно, но трогательно...
Не смешно, но трогательно...
Моя любимая еврейская мама
Мой отец чеченец и мама чеченка. Отец прожил 106 лет и женился 11 раз. Вторым браком он женился на еврейке, одесситке Софье Михайловне. Её и только её я всегда называю мамой. Она звала меня Мойше.
- Мойше, - говорила она, - я в ссылку поехала только из-за тебя. Мне тебя жалко.
Это когда всех чеченцев переселили В Среднюю Азию. Мы жили во Фрунзе. Я проводил все дни с мальчишками во дворе.
- Мойше! - кричала она. - Иди сюда.
- Что, мама?
- Иди сюда, я тебе скажу, почему ты такой худой. Потому что ты никогда не видишь дно тарелки. Иди скушай суп до конца. И потом пойдёшь.
Мама сама не ела, а все отдавала мне. Она ходила в гости к своим знакомым одесситам, Фире Марковне, Майе Исаaковне - они жили побогаче, чем мы, - и приносила мне кусочек струделя или еще что- нибудь.
- Мойше, это тебе.
- Мама, а ты ела?
- Я не хочу.
Я стал вести на мясокомбинате кружок, учил танцевать бальные и западные танцы. За это я получал мешок лошадиных костей. Мама сдирала с них кусочки мяса и делала котлеты напополам с хлебом, а кости шли на бульoн. Ночью я выбрасывал кости подальше от дома, чтобы не знали, что это наши. Она умела из ничего приготовить вкусный обед. Когда я стал много зарабатывать, она готовила куриные шейки, цимес, она приготовляла селёдку так, что можно было сойти с ума. Мои друзья по Киргизскому театру оперы и балета до сих пор вспоминают: «Миша! Как ваша мама кормила нас всех!»
Но сначала мы жили очень бедно. Мама говорила: «Завтра мы идём на свадьбу к Меломедам. Там мы покушаем гефилте фиш, гусиные шкварки. У нас дома этого нет. Только не стесняйся, кушай побольше».
Я уже хорошо танцевал и пел «Варнечкес». Это была любимая песня мамы. Она слушала ее, как Гимн Советского Союза. И Тамару Ханум любила за то, что та пела «Варнечкес».
Мама говорила: «На свадьбе тебя попросят станцевать. Станцуй, потом отдохни, потом спой. Когда будешь петь, не верти шеей. Ты не жираф. Не смотри на всех. Стань против меня и пой для своей мамочки, остальные будут слушать».
Я видел на свадьбе ребе, жениха и невесту под хупой. Потом все садились за стол. Играла музыка и начинались танцы-шманцы. Мамочка говорила: «Сейчас Мойше будет танцевать». Я танцевал раз пять-шесть. Потом она говорила: «Мойше, а теперь пой». Я становился против неё и начинал: «Вы немт мен, ву немт мен, ву немт мен?..» Мама говорила: «Видите, какой это талант!» А ей говорили: «Спасибо вам, Софья Михайловна, что вы правильно воспитали одного еврейского мальчика. Другие ведь как русские - ничего не знают по-еврейски».
Меня приняли в труппу Киргизского театра оперы и балета. Мама посещала все мои спектакли. Мама спросила меня:
- Мойше, скажи мне: русские - это народ?
- Да, мама.
- А испанцы тоже народ? - Народ, мама.
- А индусы?
- Да.
- А евреи - не народ?
- Почему, мама, тоже народ.
- А если это народ, то почему ты не танцуешь еврейский танец? В «Евгении Онегине» ты танцуешь русский танец, в «Лакме» - индусский.
- Мама, кто мне покажет еврейский танец?
- Я тебе покажу.
Она была очень грузная, весила, наверно, 150 килограммов.
- Как ты покажешь?
- Руками.
- А ногами?
- Сам придумаешь.
Она напевала и показывала мне «Фрейлехс», его ещё называют «Семь сорок». В 7.40 отходил поезд из Одессы на Кишинёв. И на вокзале все плясали. Я почитал Шолом-Алейхема и сделал себе танец «А юнгер шнайдер». Костюм был сделан как бы из обрезков материала, которые остаются у портного. Брюки короткие, зад - из другого материала. Я всё это обыграл в танце. Этот танец стал у меня бисовкой. На «бис» я повторял его по три-четыре раза.
Мама говорила: «Деточка, ты думаешь, я хочу, чтоб ты танцевал еврейский танец, потому что я еврейка? Нет. Евреи будут говорить о тебе: вы видели, как он танцует бразильский танец? Или испанский танец? О еврейском они не скажут. Но любить тебя они будут за еврейский танец».
В белорусских городах в те годы, когда не очень поощрялось еврейское искусство, зрители-евреи спрашивали меня: «Как вам разрешили еврейский танец?». Я отвечал: «Я сам себе разрешил».
У мамы было своё место в театре. Там говорили: «Здесь сидит Мишина мама». Мама спрашивает меня:
- Мойше, ты танцуешь лучше всех, тебе больше всех хлопают, а почему всем носят цветы, а тебе не носят?
- Мама, - говорю, - у нас нет родственников.
- А разве это не народ носит?
- Нет. Родственники.
Потом я прихожу домой. У нас была одна комнатка, железная кровать стояла против двери. Вижу, мама с головой под кроватью и что-то там шурует. Я говорю:
- Мама, вылезай немедленно, я достану, что тебе надо.
- Мойше, - говорит она из под кровати. - Я вижу твои ноги, так вот, сделай так, чтоб я их не видела. Выйди.
Я отошел, но все видел. Она вытянула мешок, из него вынула заштопанный старый валенок, из него - тряпку, в тряпке была пачка денег, перевязанная бечевкой.
- Мама, - говорю, - откуда у нас такие деньги?
- Сыночек, я собрала, чтоб тебе не пришлось бегать и искать, на что похоронить мамочку. Ладно похоронят и так.
Вечером я танцую в «Раймонде» Абдурахмана. В первом акте я влетаю на сцену в шикарной накидке, в золоте, в чалме. Раймонда играет на лютне. Мы встречаемся глазами. Зачарованно смотрим друг на друга. Идёт занавес. Я фактически ещё не танцевал, только выскочил на сцену. После первого акта администратор подает мне роскошный букет. Цветы передавали администратору и говорили, кому вручить. После второго акта мне опять дают букет. После третьего - тоже. Я уже понял, что все это- мамочка. Спектакль шёл в четырёх актах. Значит и после четвёртого будут цветы. Я отдал администратору все три букета и попросил в финале подать мне сразу четыре. Он так и сделал. В театре говорили: подумайте, Эсамбаева забросали цветами.
На другой день мамочка убрала увядшие цветы, получилось три букета, потом два, потом один. Потом она снова покупала цветы.
Как- то мама заболела и лежала. А мне дают цветы. Я приношу цветы домой и говорю:
- Мама, зачем ты вставала? Тебе надо лежать.
- Мойше, - говорит она. - Я не вставала. Я не могу встать.
- Откуда же цветы?
- Люди поняли, что ты заслуживаешь цветы. Теперь они тебе носят сами.
Я стал ведущим артистом театра Киргизии, получил там все награды. Я люблю Киргизию, как свою Родину. Ко мне там отнеслись, как к родному человеку.
Незадолго до смерти Сталина мама от своей подруги Эсфирь Марковны узнала, что готовится выселение всех евреев. Она пришла домой и говорит мне:
- Ну, Мойше, как чеченцев нас выслали сюда, как евреев нас выселяют ещё дальше. Там уже строят бараки.
- Мама, - говорю, - мы с тобой уже научились ездить. Куда вышлют, туда поедем, главное - нам быть вместе. Я тебя не оставлю.
Когда умер Сталин, она сказала: «Теперь будет лучше». Она хотела, чтобы я женился на еврейке, дочке одессита Пахмана. А я ухаживал за армянкой. Мама говорила: «Скажи, Мойше, она тебя кормит?» (Это было ещё в годы войны).
- Нет, - говорю, - не кормит. - А вот если бы ты ухаживал за дочкой Пахмана…
- Мамa, у неё худые ноги.
- А лицо какое красивое, а волосы… Подумаешь, ноги ему нужны.
Когда я женился на Нине, то не могу сказать, что между ней и мамой возникла дружба.
Я начал преподавать танцы в училище МВД, появились деньги. Я купил маме золотые часики с цепочкой, а Нине купил белые металлические часы. Жена говорит:
- Маме ты купил с золотой цепочкой вместо того, чтоб купить их мне, я молодая, а мама могла бы и простые носить.
- Нина, - говорю, - как тебе не стыдно. Что хорошего мама видела в этой жизни? Пусть хоть порадуется, что у неё есть такие часы.
Они перестали разговаривать, но никогда друг с другом не ругались. Один раз только, когда Нина, подметя пол, вышла с мусором, мама сказала: «Между прочим, Мойше, ты мог бы жениться лучше». Это единственное, что она сказала в её адрес. У меня родилась дочь. Мама брала её на руки, клала между своих больших грудей, ласкала. Дочь очень любила бабушку. Потом Нина с мамой сами разобрались. И мама мне говорит: «Мойше, я вот смотрю за Ниной, она таки неплохая. И то, что ты не женился на дочке Пахмана, тоже хорошо, она избалованная. Она бы за тобой не смогла все так делать». Они с Ниной стали жить дружно.
Отец за это время уже сменил нескольких жён. Жил он недалеко от нас. Мама говорит: «Мойше, твой отец привёл новую никэйву. Пойди посмотри.» Я шёл.
- Мама, - говорю, - она такая страшная! - Так ему и надо.
Умерла она, когда ей был 91 год. Случилось это так. У неё была сестра Мира. Жила она в Вильнюсе. Приехала к нам во Фрунзе. Стала приглашать маму погостить у неё: «Софа, приезжай. Миша уже семейный человек. Он не пропадёт. месяц-другой без тебя». Как я её отговаривал: «Там же другой климат. В твоём возрасте нельзя!» Она говорит: «Мойше, я погощу немного и вернусь». Она поехала и больше уже не приехала.
Она была очень добрым человеком. Мы с ней прожили прекрасную жизнь. Никогда не нуждались в моем отце. Она заменила мне родную мать. Будь они сейчас обе живы, я бы не знал, к кому первой подойти и обнять.
Литературная запись Ефима Захарова "О Махмуде Эсамбаеве"
- Мойше, - говорила она, - я в ссылку поехала только из-за тебя. Мне тебя жалко.
Это когда всех чеченцев переселили В Среднюю Азию. Мы жили во Фрунзе. Я проводил все дни с мальчишками во дворе.
- Мойше! - кричала она. - Иди сюда.
- Что, мама?
- Иди сюда, я тебе скажу, почему ты такой худой. Потому что ты никогда не видишь дно тарелки. Иди скушай суп до конца. И потом пойдёшь.
Мама сама не ела, а все отдавала мне. Она ходила в гости к своим знакомым одесситам, Фире Марковне, Майе Исаaковне - они жили побогаче, чем мы, - и приносила мне кусочек струделя или еще что- нибудь.
- Мойше, это тебе.
- Мама, а ты ела?
- Я не хочу.
Я стал вести на мясокомбинате кружок, учил танцевать бальные и западные танцы. За это я получал мешок лошадиных костей. Мама сдирала с них кусочки мяса и делала котлеты напополам с хлебом, а кости шли на бульoн. Ночью я выбрасывал кости подальше от дома, чтобы не знали, что это наши. Она умела из ничего приготовить вкусный обед. Когда я стал много зарабатывать, она готовила куриные шейки, цимес, она приготовляла селёдку так, что можно было сойти с ума. Мои друзья по Киргизскому театру оперы и балета до сих пор вспоминают: «Миша! Как ваша мама кормила нас всех!»
Но сначала мы жили очень бедно. Мама говорила: «Завтра мы идём на свадьбу к Меломедам. Там мы покушаем гефилте фиш, гусиные шкварки. У нас дома этого нет. Только не стесняйся, кушай побольше».
Я уже хорошо танцевал и пел «Варнечкес». Это была любимая песня мамы. Она слушала ее, как Гимн Советского Союза. И Тамару Ханум любила за то, что та пела «Варнечкес».
Мама говорила: «На свадьбе тебя попросят станцевать. Станцуй, потом отдохни, потом спой. Когда будешь петь, не верти шеей. Ты не жираф. Не смотри на всех. Стань против меня и пой для своей мамочки, остальные будут слушать».
Я видел на свадьбе ребе, жениха и невесту под хупой. Потом все садились за стол. Играла музыка и начинались танцы-шманцы. Мамочка говорила: «Сейчас Мойше будет танцевать». Я танцевал раз пять-шесть. Потом она говорила: «Мойше, а теперь пой». Я становился против неё и начинал: «Вы немт мен, ву немт мен, ву немт мен?..» Мама говорила: «Видите, какой это талант!» А ей говорили: «Спасибо вам, Софья Михайловна, что вы правильно воспитали одного еврейского мальчика. Другие ведь как русские - ничего не знают по-еврейски».
Меня приняли в труппу Киргизского театра оперы и балета. Мама посещала все мои спектакли. Мама спросила меня:
- Мойше, скажи мне: русские - это народ?
- Да, мама.
- А испанцы тоже народ? - Народ, мама.
- А индусы?
- Да.
- А евреи - не народ?
- Почему, мама, тоже народ.
- А если это народ, то почему ты не танцуешь еврейский танец? В «Евгении Онегине» ты танцуешь русский танец, в «Лакме» - индусский.
- Мама, кто мне покажет еврейский танец?
- Я тебе покажу.
Она была очень грузная, весила, наверно, 150 килограммов.
- Как ты покажешь?
- Руками.
- А ногами?
- Сам придумаешь.
Она напевала и показывала мне «Фрейлехс», его ещё называют «Семь сорок». В 7.40 отходил поезд из Одессы на Кишинёв. И на вокзале все плясали. Я почитал Шолом-Алейхема и сделал себе танец «А юнгер шнайдер». Костюм был сделан как бы из обрезков материала, которые остаются у портного. Брюки короткие, зад - из другого материала. Я всё это обыграл в танце. Этот танец стал у меня бисовкой. На «бис» я повторял его по три-четыре раза.
Мама говорила: «Деточка, ты думаешь, я хочу, чтоб ты танцевал еврейский танец, потому что я еврейка? Нет. Евреи будут говорить о тебе: вы видели, как он танцует бразильский танец? Или испанский танец? О еврейском они не скажут. Но любить тебя они будут за еврейский танец».
В белорусских городах в те годы, когда не очень поощрялось еврейское искусство, зрители-евреи спрашивали меня: «Как вам разрешили еврейский танец?». Я отвечал: «Я сам себе разрешил».
У мамы было своё место в театре. Там говорили: «Здесь сидит Мишина мама». Мама спрашивает меня:
- Мойше, ты танцуешь лучше всех, тебе больше всех хлопают, а почему всем носят цветы, а тебе не носят?
- Мама, - говорю, - у нас нет родственников.
- А разве это не народ носит?
- Нет. Родственники.
Потом я прихожу домой. У нас была одна комнатка, железная кровать стояла против двери. Вижу, мама с головой под кроватью и что-то там шурует. Я говорю:
- Мама, вылезай немедленно, я достану, что тебе надо.
- Мойше, - говорит она из под кровати. - Я вижу твои ноги, так вот, сделай так, чтоб я их не видела. Выйди.
Я отошел, но все видел. Она вытянула мешок, из него вынула заштопанный старый валенок, из него - тряпку, в тряпке была пачка денег, перевязанная бечевкой.
- Мама, - говорю, - откуда у нас такие деньги?
- Сыночек, я собрала, чтоб тебе не пришлось бегать и искать, на что похоронить мамочку. Ладно похоронят и так.
Вечером я танцую в «Раймонде» Абдурахмана. В первом акте я влетаю на сцену в шикарной накидке, в золоте, в чалме. Раймонда играет на лютне. Мы встречаемся глазами. Зачарованно смотрим друг на друга. Идёт занавес. Я фактически ещё не танцевал, только выскочил на сцену. После первого акта администратор подает мне роскошный букет. Цветы передавали администратору и говорили, кому вручить. После второго акта мне опять дают букет. После третьего - тоже. Я уже понял, что все это- мамочка. Спектакль шёл в четырёх актах. Значит и после четвёртого будут цветы. Я отдал администратору все три букета и попросил в финале подать мне сразу четыре. Он так и сделал. В театре говорили: подумайте, Эсамбаева забросали цветами.
На другой день мамочка убрала увядшие цветы, получилось три букета, потом два, потом один. Потом она снова покупала цветы.
Как- то мама заболела и лежала. А мне дают цветы. Я приношу цветы домой и говорю:
- Мама, зачем ты вставала? Тебе надо лежать.
- Мойше, - говорит она. - Я не вставала. Я не могу встать.
- Откуда же цветы?
- Люди поняли, что ты заслуживаешь цветы. Теперь они тебе носят сами.
Я стал ведущим артистом театра Киргизии, получил там все награды. Я люблю Киргизию, как свою Родину. Ко мне там отнеслись, как к родному человеку.
Незадолго до смерти Сталина мама от своей подруги Эсфирь Марковны узнала, что готовится выселение всех евреев. Она пришла домой и говорит мне:
- Ну, Мойше, как чеченцев нас выслали сюда, как евреев нас выселяют ещё дальше. Там уже строят бараки.
- Мама, - говорю, - мы с тобой уже научились ездить. Куда вышлют, туда поедем, главное - нам быть вместе. Я тебя не оставлю.
Когда умер Сталин, она сказала: «Теперь будет лучше». Она хотела, чтобы я женился на еврейке, дочке одессита Пахмана. А я ухаживал за армянкой. Мама говорила: «Скажи, Мойше, она тебя кормит?» (Это было ещё в годы войны).
- Нет, - говорю, - не кормит. - А вот если бы ты ухаживал за дочкой Пахмана…
- Мамa, у неё худые ноги.
- А лицо какое красивое, а волосы… Подумаешь, ноги ему нужны.
Когда я женился на Нине, то не могу сказать, что между ней и мамой возникла дружба.
Я начал преподавать танцы в училище МВД, появились деньги. Я купил маме золотые часики с цепочкой, а Нине купил белые металлические часы. Жена говорит:
- Маме ты купил с золотой цепочкой вместо того, чтоб купить их мне, я молодая, а мама могла бы и простые носить.
- Нина, - говорю, - как тебе не стыдно. Что хорошего мама видела в этой жизни? Пусть хоть порадуется, что у неё есть такие часы.
Они перестали разговаривать, но никогда друг с другом не ругались. Один раз только, когда Нина, подметя пол, вышла с мусором, мама сказала: «Между прочим, Мойше, ты мог бы жениться лучше». Это единственное, что она сказала в её адрес. У меня родилась дочь. Мама брала её на руки, клала между своих больших грудей, ласкала. Дочь очень любила бабушку. Потом Нина с мамой сами разобрались. И мама мне говорит: «Мойше, я вот смотрю за Ниной, она таки неплохая. И то, что ты не женился на дочке Пахмана, тоже хорошо, она избалованная. Она бы за тобой не смогла все так делать». Они с Ниной стали жить дружно.
Отец за это время уже сменил нескольких жён. Жил он недалеко от нас. Мама говорит: «Мойше, твой отец привёл новую никэйву. Пойди посмотри.» Я шёл.
- Мама, - говорю, - она такая страшная! - Так ему и надо.
Умерла она, когда ей был 91 год. Случилось это так. У неё была сестра Мира. Жила она в Вильнюсе. Приехала к нам во Фрунзе. Стала приглашать маму погостить у неё: «Софа, приезжай. Миша уже семейный человек. Он не пропадёт. месяц-другой без тебя». Как я её отговаривал: «Там же другой климат. В твоём возрасте нельзя!» Она говорит: «Мойше, я погощу немного и вернусь». Она поехала и больше уже не приехала.
Она была очень добрым человеком. Мы с ней прожили прекрасную жизнь. Никогда не нуждались в моем отце. Она заменила мне родную мать. Будь они сейчас обе живы, я бы не знал, к кому первой подойти и обнять.
Литературная запись Ефима Захарова "О Махмуде Эсамбаеве"
-
Яков
- Гигант Мысли
- Повідомлень: 13848
- З нами з: 28 жовтня 2013, 06:29
- Звідки: Одеса
- Дякував (ла): 14223 рази
- Подякували: 28051 раз
Фразы после секса
– Вот и сказочке конец.
– Я как чувствовала, что этим закончится!
– Ну так вот, коллега. Я полагаю…
– Нет, мне, конечно, понравилось и всё такое…
– Ты как? Говорить-то можешь? Одеться-то сможешь? Дверь-то открыть сможешь? Идти сможешь?
– Ну что, полегчало?
– Вот это да! Кому рассказать – не поверят!
– Смотри-ка, а жизнь-то продолжается!
– Ну вот, примерно как-то вот так вот…
– Больше так не делай!
– Мне ещё ни с кем не было так непонятно…
– Давненько мы так славно на балконе не курили…
– Чего ты там всё возишься, спать не даёшь? Чего потерял? Болит что-то?
– Ну, вот видишь, даже ещё песня не закончилась.
– Спасибо вам и сердцем и рукой за то, что вы меня – не зная, сами!..
– Ладно, не вешай нос! Выше нос, говорю! Держи нос пистолетом!..
– Это всё, конечно, хорошо. А теперь давайте по договору…
– Тебе тоже показалось?
– Ну, как говорится, сделанного не воротишь, назад не отмотаешь, так, стало быть, тому и быть…
– Так ты говоришь, что всё это ради науки?
– Тебе не понравилось? Было плохо? Вызвать скорую?
– Вот тут распишитесь, пожалуйста, ещё дату и расшифровку подписи...
– А если и завтра отопление не дадут?
– Денег нет, но вы держитесь... Всего вам доброго, хорошего настроения!
– А я тебя предупреждал, что это плохая идея.
– Ты не расстраивайся. Я сейчас уйду, и у тебя всё получится.
– Вот и сказочке конец.
– Я как чувствовала, что этим закончится!
– Ну так вот, коллега. Я полагаю…
– Нет, мне, конечно, понравилось и всё такое…
– Ты как? Говорить-то можешь? Одеться-то сможешь? Дверь-то открыть сможешь? Идти сможешь?
– Ну что, полегчало?
– Вот это да! Кому рассказать – не поверят!
– Смотри-ка, а жизнь-то продолжается!
– Ну вот, примерно как-то вот так вот…
– Больше так не делай!
– Мне ещё ни с кем не было так непонятно…
– Давненько мы так славно на балконе не курили…
– Чего ты там всё возишься, спать не даёшь? Чего потерял? Болит что-то?
– Ну, вот видишь, даже ещё песня не закончилась.
– Спасибо вам и сердцем и рукой за то, что вы меня – не зная, сами!..
– Ладно, не вешай нос! Выше нос, говорю! Держи нос пистолетом!..
– Это всё, конечно, хорошо. А теперь давайте по договору…
– Тебе тоже показалось?
– Ну, как говорится, сделанного не воротишь, назад не отмотаешь, так, стало быть, тому и быть…
– Так ты говоришь, что всё это ради науки?
– Тебе не понравилось? Было плохо? Вызвать скорую?
– Вот тут распишитесь, пожалуйста, ещё дату и расшифровку подписи...
– А если и завтра отопление не дадут?
– Денег нет, но вы держитесь... Всего вам доброго, хорошего настроения!
– А я тебя предупреждал, что это плохая идея.
– Ты не расстраивайся. Я сейчас уйду, и у тебя всё получится.